В нашей школе не учились сыновья и дочери особенно значительных советских или партийных деятелей. В основном это были, выражаясь современной терминологией, дети «среднего класса» того времени. Как в любом, взрослом или юношеском коллективе были и общие интересы, связанные со школой и возрастом, и совсем отличающиеся. Одни интересовались музыкой, многие – драмкружком, а некоторые – общественными науками и политикой. Примерно в конце нашего восьмого класса (1939 год) сформировалась компания из ребят и девочек нашего и девятого классов, вместе ходили в кино, театры, гуляли по осевой линии Садового кольца, встречали праздники. Кто-то с кем-то дружил ближе,
кто-то в кого-то был влюблен – всё, как это бывает в юные годы.
Почти все были активными комсомольцами, убежденными марксистами-ленинцами, адептами научного коммунизма.
Витя Шулькин. 1940.
Женя Ахутин. 1940.
Витя Шулькин был секретарем школьного комитета комсомола, Женя Ахутин – членом комитета. Несмотря на плохую анкету, убедили вступить в комсомол и меня.
После ухода ребят в армию осенью 1940 года я даже был избран секретарем комитета
В. Кантовский. 1940
Естественно, разговоры в нашей среде были не только о стихах и прозе, не только об учебе. В 1939 году сталинский СССР подружился с гитлеровской Германией. Началась Мировая война. Произведен четвертый раздел Польши. Пережита позорная финская война. А в стране продолжаются репрессии. В дополнение к «Закону о колосках» от 7 августа 1932 г., к введению уголовного преследования двенадцатилетних в 1936 году, к разгрому старых большевиков, хозяйственных и военных кадров в 1937-1938 гг. появляется указ от 26 июня 1940 г., прикрепляющий не только колхозников, но и всех прочих работников народного хозяйства к месту их нынешней работы, то есть законодательно оформляется крепостное право (в середине ХХ столетия!). Указ предусматривает год ГУЛАГа за прогул, а прогулом законодательно названо опоздание на 21 минуту. Для пополнения ГУЛАГа выявляются дополнительные резервы: появляется указ об осуждении на год за мелкое хулиганство, определение которого отдано, по существу, на откуп местным милиционерам.
Все это мы характеризовали примерно теми же терминами, что я употребил сейчас. Конечно, это было не коллективное обсуждение, а разговоры вдвоем, втроем. Кроме уже названных ребят, это Коля Мирошников (его отец был управделами Совнаркома при Ленине, расстрелян), Лена Соболь, Аня Бовшевер.
Но констатации фактов нам было совершенно недостаточно. Мы стремились понять, как получилось, что в результате оказалась разгромленной сама правящая партия, каковы (с позиций исторического материализма) классовые корни событий, что ждет нашу страну и что мы лично должны делать.
Наверно, эти вопросы возникли бы у нас и без Павла Артуровича, однако его колоссальное влияние, привитая им система мышления активно стимулировала поиск ответа, заставляла напряженно работать наше сознание. Мы много читали. Наверно, за последующую жизнь я не прочитал такого количества книг по историческому материализму, политэкономии, истории, сколько в последние школьные годы. Как и многим другим размышляющим и сомневающимся книги ответа на эти вопросы не дали. Мы четко сознавали, что советоваться по этим вопросам с Павлом Артуровичем нельзя по соображениям его и нашей безопасности.
Лена Соболь. 1939.
В результате наш вывод сводился к тому, что Сталин с приближенными и аппаратом предал идеи Ленина, разгромил партию и построил полицейское государство личной диктатуры. Однако, каноны марксизма к нашему выводу не подходили, так как вопросы собственности и классовой борьбы объяснения не находили. К Ленину мы относились с большим доверием и уважением, хотя и сумели разглядеть, как в зависимости от конкретной, сиюминутной политической целесообразности он меняет принципиальный подход к задачам и явлениям (например, по аграрному вопросу, вопросу собственности на землю).
В 1940 году Ахутин, Мирошников, Шулькин окончили школу. Колю Мирошникова в армию не взяли по зрению, он поступил в мединститут. Женю и Витю отправили на Дальний Восток. Можно считать, что им повезло – во-первых, подальше от «всевидящего глаза и всеслышащих ушей», а во-вторых, из тех, кто попал на Запад, не вернулся почти никто.